Показать

Ее суть в том, что закон Сэя, закон рынков, устарел, и спрос и предложение товаров и услуг можно рассматривать независимо друг от друга, и, что особенно важно, сбережения нужно перенаправить на немедленное потребление и заменить как источник инвестиционного финансирования более гибким подходом к деньгам и кредиту.

Кейнс (Keynes) хотел создать новую супер-валюту, которую он назвал банкором. Вместо этого мир получил доллар и «полное уважение и доверие» американского правительства, выраженные посредством его внушительных золотых резервов. В то время как центральные банки могли менять доллары на золото по курсу $35 за унцию, надежного сдерживания выпуска долларов и кредита не существовало. Это позволило Америке финансировать войны в Корее и во Вьетнаме, не прибегая к увеличению внутреннего налогообложения. Когда эти доллары на экспорт вернулись домой в конце 60-х годов, начался массовый слив долларов в пользу золота, что привело к Никсоновскому шоку, когда США, в конечном счете, отправили Бреттон-вудское соглашение в мусорную корзину истории.

С 1970-х годов доллар оставался в своей роли мировой резервной валюты вообще без какой-то ни было обратимости в золото. Американское правительство целенаправленно пыталось лишить золота его денежного статуса огульным отрицанием этой самой роли. Пропаганда продолжается до наших дней, она выражается в развитии выпускаемых правительством валют. Избавившись таким образом от оков металлических денег, объем денег и кредита вырос для покрытия резко выросших цен на нефть в начале 1970-х, и латиноамериканские заемщики получили к ним доступ без каких-либо значимых ограничений. За этим последовала постоянно растущая потеря покупательной способности долларом США во второй половине этого десятилетия.
Экспансия денег и кредита продолжается с тех пор, как Бреттон-вудс извратил систему экономических расчетов, так же, как частичное банковское резервирование делало это на протяжении предыдущей сотни лет, но с дополнительной функцией беспрепятственной экспансии необеспеченных денег. Вместо периодических банковских кризисов, которые ликвидировали безнадежные и чрезмерные задолженности, банкам оказали поддержку, а долгам позволили накапливаться на протяжении последующих кредитных циклов. Даже рост процентных ставок в конце 70-х, призванный сдержать неконтролируемую ценовую инфляцию, не помог сократить общий объем задолженности.

Последствием этих избытков денег и кредита вплоть до конца прошлого века являлся рост финансовой спекуляции. Она достигла апогея в виде бума доткома, находившегося на том же уровне по шкале пузырей, что и перегревы фондового рынка 1927-1929 годов, и который якобы подстегивался такой же степенью общественных спекуляций, что были отмечены при пузырях Миссисипи и Компании Южных морей три столетия назад. Фондовые рынки были спасены от непредвиденных последствий за счет беспрецедентных действий ФРС в 2001-2003 годах, что снизило процентную ставку федеральных фондов до 1%, заложив основу для пузыря недвижимости 2005-2007 годов. И, как мы все знаем, именно схлопывание этого вторичного пузыря привело к финансовому кризису, развалившему Bear Stearns и Lehman Bros.

По данным Глобального института McKinsey, мировая задолженность увеличилась с $142 трлн в 2007 году до $199 трлн в конце 2014 года. Нужно признать, что это более медленный уровень прироста, чем в 2000-07 годах, но разницу можно отнести на счет увеличения денежной базы центрального банка и более высокий средний уровень процентных ставок рефинансирования в предыдущем периоде. Отдельной строкой также вырос долг теневого банкинга как источник краткосрочного финансирования. И сегодня ситуация такова, что финансовая нестабильность является последствием чрезмерной задолженности, а мировая финансовая система по своему характеру сегодня более рискованна, чем была на момент кризиса Lehman.
Использование долга как экономического стимула – это другая сторона разрастания общего количества денег. Это может продолжаться лишь до тех пор, пока люди согласны с тем, что деньги сохраняют свою объективную обменную способность.

Процентные ставки

С конца 1970-х крупные центральные банки, возглавляемые ФРС, захватили контроль над процентными ставками на том основании, что экономической активностью и ценовой инфляцией можно управлять, изменяя их по распоряжению государства. Эта политика очень отличается от того, как устанавливаются процентные ставки на свободных рынках. Философский предрассудок, лежащий в основе государственного управления процентными ставками, что заемщики достойнее, чем кредиторы, имеет долгую историю, восходящую к еще более ранним временам, чем шекспировский Шейлок. Так как центральные банки контролировали процентные ставки, они всегда оказывали предпочтение заемщикам, нежели вкладчикам, с предсказуемым результатом в виде того, что мировой долг увеличился без базового производства для его обеспечения. А без прибылей, зарезервированных за счет производства, долг выплатить невозможно, так что дефолт неизбежен.

Предотвращение этого дефолта становится все более серьезной проблемой, и оно является первостепенной задачей центральных банков. Личный, корпоративный, государственный и финансовый секторы находятся под угрозой нарушения долговых обязательств, благодаря чему политические и коммерческие соображения не допустят никакого альтернативного результата. Единственное средство, которым могут воспользоваться центральные банки, - это создание еще большего количества денег, и благоприятствование расширению банковского кредита все более ускоряющимися темпами, и это средство впечатляюще зарекомендовало себя как эффективное при управлении ФРС кризисом Lehman и последовавшими за этим сериями количественного смягчения. Нулевые процентные ставки гарантируют, что сложный невыплаченный процент сведен к минимуму, но в то же время они стимулируют еще более непродуктивные займы. Рынки сигнализируют, что мы приближаемся к новому финансовому кризису, и вскоре настанет время вновь спустить с цепи денежное оружие.
Каждый кризис на порядок сильнее предыдущего. На этот раз спусковым крючком, инициирующим проблему глобальной задолженности, является резкое замедление мирового производства. Без фигового листа увеличивающейся производственной отдачи риск глобальной долговой проблемы стал слишком очевидным, чтобы его игнорировали даже вечные оптимисты.

Неизбежный вывод

Рынки ценных бумаг говорят нам, что над нами снова навис долговой кризис. Подробный ход событий, которые произойдут с этого момента, непредсказуем, но мы можем быть уверены, что в ближайшие месяцы правительства будут готовы сделать все возможное и невозможное, чтобы предотвратить усугубляющийся кризис с помощью любых средств, имеющихся в их распоряжении. В этом отношении урок кризиса Lehman состоит в том, что наводнение системы деньгами и обещаниями новых денег реально работает. Будут отброшены любые претензии на денежную дисциплину, будут забыты любые обещания повышения процентных ставок, и будут аннулированы все преграды, сдерживающие выпуск еще большего количества долговых обязательств. Кризис неэффективного инвестирования превратился в кризис финансовой системы, и вскоре станет валютным кризисом. Мы можем быть все более уверенными в том, что долг будет погашен не должниками, расплатившимися с кредиторами, а за счет разрушения денег, и что этот результат становится негласной целью руководящих кругов.
Это важное заключение. Фактически оно постулирует, что единственное решение, доступное центральным банкам, - это намеренное разрушение собственных валют, и не «капельным» способом, как это было с момента подписания Бреттон-вудского соглашения, а путем более сознательного ускорения. Мы не можем судить, сработает ли это еще раз, отсрочив финансовый кризис. Но мы можем видеть обстоятельства, стоящие перед нами, более ясно, и мы можем с легкостью представить, как руководства центральных банков вовлекаются в ловушку повтора ошибочных мер Рудольфа Хафенштайна (Rudolf Havenstein), президента немецкого Рейхсбанка в 1921-1923 годах.
Прогнозируя этот финальный кризис для любой страны, которая идет по пути правительственного разрушения собственных денег, экономист фон Мизес (von Mises) описывал его проявление как crack-up boom – крах, который покончит со всеми крахами, когда обычные люди, наконец, осознают несостоятельность государственной валюты и начнут быстро избавляться от нее в обмен на все, что они смогут раздобыть. Испарятся последние крупицы объективной обменной способности валюты.

  Показать

А ведь мы любили Америку. Я точно помню, что мы любили Америку. Когда в начале 1990-х мы выходили во взрослую жизнь, у большинства моих знакомых ровесников даже вопроса не возникало, как относиться к западной цивилизации. Хорошо относиться. Как же еще?

В отличие от наших дедов и даже отцов, мы тогда отнеслись к «крупнейшей геополитической катастрофе XX века» совсем не как к катастрофе. Для нас это было начало большого пути. Наконец-то мы вырываемся из своей советской скорлупы в большой мир — крутой и настоящий. Наконец-то мы утолим свой сенсорный голод. Мы родились, может, и не в самом нужном месте, но совершенно точно — в нужное время — так мы думали. Сейчас в это трудно поверить, но даже освобожденная от коммунистического надзора Церковь воспринималась тогда в одном семантическом ряду с торжеством западных ценностей. Празднование 1000-летия Крещения Руси и первый концерт «Scorpions» с их «Wind of Change» — это для нас были вещи одной природы.

Война в Ираке и даже в Югославии прошла как-то мимо.

И дело даже не в том, что мы были еще слишком молоды и беспечны. Рейторовская лента конечно пестрела Изетбеговичем, Младичем и Караджичем, но как-то не придавалось всем этим событиям серьезного значения. Это было где-то там, далеко и не в нашем районе. И уж, конечно, война на Балканах не укладывалась для меня в какую-то антизападную логику. Причем тут Америка?

В 1990-е мы голосовали за «Яблоко», ходили к Белому дому на стороне демократических сил, смотрели новорожденное НТВ и слушали «Эхо Москвы». В своих первых журналистских заметках мы по любому поводу поминали некий «цивилизованный мир» и свято верили, что он и правда цивилизованный. К середине 1990-х в наших рядах уже стали появляться первые евроскептики, но они проходили скорее по разряду паганелей. Я сам целый год прожил в студенческом общежитии с коммунистом Петей и монархистом Арсением. Мои друзья из других комнат каждый вечер провожали меня словами сожаления: «Ну давай, иди уже в свой дурдом».

Косово — это был шок, розовые очки разбились вдребезги

Первым серьезным ударом по нашей прозападной жизненной ориентации стало Косово. Это был шок, розовые очки разбились вдребезги. Бомбардировки Белграда стали для моего поколения тем же, чем для американцев — атака на башни-близнецы. Сознание развернулось на 180 градусов вместе с самолетом тогдашнего премьера Евгения Примакова, который узнал о начале американской агрессии над Атлантическим океаном — по дороге из Ирландии в США — и дал команду возвращаться в Россию.

В те времена еще не было никакой высурковской пропаганды. Родное НТВ ежедневно объясняло нам, что сбрасывать бомбы на большой европейский город — это, конечно, чересчур, но вообще-то Милошевич — гад, каких свет не видывал, поэтому ничего, потерпит. Сатирическая программа «Куклы» изображала происходящее как добрую ссору в коммуналке, где пьяный сосед мучает «гражданку Косову» и ни у кого нет на него управы, кроме ее гостя-любовника с мощным торсом и лицом Билла Клинтона. Мы смотрели, но уже не верили. Нам было уже не смешно. Мы уже поняли, что Югославия — это демоверсия того, что в ближайшей исторической перспективе может случиться и с нами.



Второй Ирак, Афганистан, окончательное отделение Косово, «арабская весна», Ливия, Сирия — всё это удивляло, но уже не убивало. Иллюзии были утрачены: с кем мы живем на одной планете, более-менее понятно. Но несмотря ни на что, всё это время мы продолжали оставаться в западной орбите. Еще продолжал действовать миф о злой Америке, но доброй Европе, косовский страх постепенно притупился, компромисс выглядел примерно так: да, в засос с этими ребятами дружить, конечно, нельзя, но играть в общие игры можно. В конце концов, с кем же еще играть?

Даже парад цветных революций до последнего казался чем-то вроде мелких пакостей. Только евромайдан и последовавшая за ним жесточайшая гражданская война со всей очевидностью продемонстрировали: лишенный всяких процедур и правил «демократический процесс», запущенный на территории противника, — это вовсе не геополитические игрушки, а самое настоящее оружие массового поражения.
Единственный вид вооружения, который применим против государства, обладающего ядерным щитом.
Всё очень просто: когда ты нажимаешь кнопку и посылаешь за океан ракету, в ответ ты стопудово получаешь такую же ракету. Когда ты запускаешь на территории противника цепную реакцию хаоса, предъявить тебе нечего. Агрессия? Какая же это агрессия?! Это естественный демократический процесс! Извечное стремление народов к свободе.

Мы видим кровь и военные преступления, мы видим трупы женщин и детей, мы видим, как целая страна возвращается в сороковые — а наш с детства любимый западный мир уверяет, что это нам всё мерещится. Не видят этого люди, из которых вышел Джим Моррисон, Марк Нопфлер и разноцветный «Битлз». Не хотят этого видеть потомки участников Вудстока и сами участники Вудстока, престарелые хиппи, тысячу раз спевшие «All you need is love». Не видят этого задумчивые немцы из поколения послевоенного бэби-бума, лоб себе разбившие в покаянии за дела своих отцов.

Это шок посильнее косовского. Для меня и многих тысяч «почтисорокалетних», которые вышли в мир с американской мечтой в черепной коробке, миф о «цивилизованном мире» рухнул окончательно. От ужаса гудит в ушах. Нет больше никакого «цивилизованного мира». И это не просто «печалька», это очень серьезная опасность. Человечество, утратившее свои ценности, превращается в сброд хищников, и огромная война — вопрос времени.

Двадцать лет назад нас не победили. Нас покорили. Мы проиграли не в войну, а в культуру. Мы просто очень захотели быть такими, как они. Рок-н-ролл сделал для этого больше, чем все ядерные боеголовки. Голливуд оказался сильнее угроз и ультиматумов. Рокот «Харлей-Дэвидсонов» в холодной войне был поэффективней рева истребителей и бомбардировщиков.

Америка, какая же ты все-таки дура! Тебе бы подождать лет двадцать — и мы были бы безвозвратно твоими. Двадцать лет вегетарианства — и наши политики сами бы подарили тебе наше ядерное оружие, да еще и руку бы долго жали в благодарность за то, что ты его берешь. Какое же это счастье, что ты оказалась такой дурой, Америка!

Ты нас себе даже не представляешь! Это, между прочим, слова, которые два года назад мы кричали в сторону Кремля.
С тех пор благодаря тебе, Америка, желающих выходить на эту площадь значительно поубавилось. Ты говоришь про нас глупости, думаешь про нас глупости и в результате совершаешь ошибку за ошибкой. Когда-то ты была прикольной страной, Америка. Ты морально поднялась над Европой после Первой мировой и укрепилась после Второй.
Да у тебя были Хиросима, Вьетнам, Куклусклан и вообще — полный шкаф скелетов, как и у любой империи. Но до поры до времени вся эта дрянь не составляла критической массы, которая превращает вино в уксус. Ты показала всему миру, как можно жить ради созидания и творческой свободы. Ты сотворила на планете много чудес развития: ФРГ, Япония, Южная Корея, Сингапур. Но с тех пор ты сильно изменилась. Ты что-то давно не писала песен, которые пел бы весь мир. Ты просаживаешь свой главный капитал — моральный. А у него есть одно очень нехорошее свойство: он восстановлению не подлежит.

Ты начинаешь потихоньку умирать, Америка. И если ты думаешь, что я злорадствую, — ошибаешься. Великая смена эпох сопровождается большой кровью, а крови я не люблю. Мы, люди, которые сами прошли через закат своей империи, могли бы даже объяснить тебе, что ты делаешь не так. Но не будем. Догадайся сама.

П.С.
В начале 90-х всё это проходило около меня. Я видел это даже не со стороны. Но ещё не осознавал.

Позднесоветский человек советской пропаганде уже не верил, а Западу- верил.
И голосовал за демократов, "ведущих в западный рай".

Именно поэтому советские люди так легко смирились с развалом СССР. Мол, мы вступаем в "Цивилизованный мир" в котором войны- атавизм и история, границы- административная условность, а национальные интересы отстаиваются в честной рыночной конкурентной борьбе.

Верили всему - МММ, инопланетян, про милых и улыбчивых американских друзей.
Тут (это я про улыбки) подвел русский менталитет. Русский если улыбается, то искренне. Если бьет в морду, то тоже искренне. А американцы приклеивают дежурные улыбки, хлопают фальшиводружески по спине. Русские ещё из-за этого повелись на мирдружбужвачку.

Мы отбросили щит и меч и распахнули объятия. Что получили в ответ? Звонкую оплеуху, а потом еще и удар ниже пояса.
У нас, надеюсь, хватит сил после этого окончательно встать в полный рост.

Лично для меня точкой переворота стала бобежка Югославии.
Я, лично для себя, понял, что никогда нам с Западом не будет по пути. Не потому что мы такие. А потому что Запад, ВСЕГДА предаст, обманет, повернет, продаст, если ему это выгодно, финансово выгодно.
То, чему учили НАС (мир, дружба, справедливость, взаимопомощь, коллективизм) для протестанского Запада чуждый тлен.

И оказалось, друзья, что строгие дяди из ЦК КПСС говорили правду. Западный мир - наш враг. Был, есть и будет. Русь она вообще стоит на правде, какие бы знамёна над ней не развевались, и ей не впервой воевать против всего "просвещённого мира".