Из седой старины дошли до нас свидетельства и легенды о славном прошлом этих мест: о походах русских дружин против хазар и половцев, о жарких схватках казаков с татарскими и турецкими людоловами, о якобы зарытых тут сокровищах.

Сама Саур-Могила - не что иное, как один из размытых за целую геологическую эпоху отрогов Донецкого кряжа. Состоит она главным образом из песчаника, в котором встречаются стразы горного хрусталя. Установлено, что верхняя часть Саур-Могилы искусственного происхождения - это курган высотой четыре и шириной более тридцати метров. Время его создания археологи относят к концу бронзового века - что-то около трех тысяч лет назад. А само название в последнее время все чаще связывают с именем населявших эти края сарматов – савроматов. В более поздние времена, полагают ученые, первая часть этнонима “савр” трансформировалась в “саур”. Не исключено, что на вершине воинственные кочевники поклонялись своему божеству – священному мечу.

Однако вечную и подлинную славу Саур-Могила приобрела гораздо позже - в годы Великой Отечественной войны, когда она больше была известна по штабным картам и оперативным донесениям как «высота 277,9», где в ночь на 31 августа 1943 года были окончательно похоронены надежды гитлеровцев удержаться на восточных рубежах Донбасса.

Как рассказал в своих послевоенных мемуарах командующий немецкой группой армий «Юг» федьмаршал Манштейн, Гитлер объявил реку Миус новой восточной границей своего рейха и приказал войскам вермахта и СС любой ценой удерживать ее до конца войны. Нацисты понимали, что без донецких углей, особенно коксующихся, им не удастся долго продержаться: не выдержит экономика Германии, особенно ее сталеплавильная отрасль.

К тому же Миус-фронт должен был стать реваншем за проигранную Сталинградскую битву. Тут с весны 1943 года стояла вновь созданная 6-я армия, номера полков и дивизий которой повторяли номера частей и соединений капитулировавших войск Паульса. Этим гитлеровцы подчеркивали, что никогда не примирятся с поражением не Волге и, со свойственным им магическим мышлением дублируя погибшую армию, стремились как бы “отменить” ее разгром и вновь привлечь военную удачу.

Враг создал здесь глубокоэшелонированную оборону, укрепляя Миусский рубеж в течение почти двух лет. Миус-фронт тянулся по всему правому берегу реки до самого Азовского моря. Его прикрывали минные поля шириной не менее 200 метров и многочисленные ряды колючей проволоки. Затем располагались доты и дзоты, местами до 20-30 на квадратный километр. Общая глубина только первой линии обороны фашистов простиралась на одиннадцать километров.

Вторая линия обороны проходила по речкам Мокрый Еланчик и Крынка, а также через населенные пункты Мануйловка и Красный Кут. Третья - по Кальмиусу и восточнее Донецка, Макеевки и Горловки.

Несмотря на то, что терпящие поражение на Курской дуге немецкие войска одновременно вели тяжелейшие бои за Харьков, оттуда 28 июля 1943 года гитлеровское командование перебросило в Приазовье три отборные танковые дивизии СС. Это свидетельствует о том, что удержанию Донбасса немцы придавали первостепенное значение и ради него готовы были пожертвовать даже таким крупным промышленным и транспортным узлом, как Харьков.

Вперед, на запад!

Серьезную подготовку к прорыву Миус-фронта советское командование начало еще в мае 1943 года, когда стало окончательно ясно, что с ходу этот рубеж преодолеть не удастся. Об этом свидетельствовал кровавый опыт боев предыдущих месяцев. Однако решительный штурм откладывался до середины лета, поскольку начавшаяся битва на Курской дуге требовала огромного количества резервов. Тем не менее, когда под Курском наступила критическая фаза сражения, было решено перейти в наступление на Миус-фронте, чтобы еще более осложнить положение гитлеровцев.

Вот что рассказывает очевидец тех событий - житель прифронтового села Успенское Виктор ШЛИХАНОВ, которому в ту пору не было еще и пятнадцати лет:

- Раннее летнее утро огласилось мощной артиллерийской канонадой. Земля стонала от разрывов бомб и снарядов. Небо заволокло черным дымом - это горели фашистские укрепления, по которым били легендарные «катюши» на всем протяжении фронта - от Саур-Могилы до Таганрога. В воздухе наша авиация захватила превосходство, и мы с восторгом наблюдали, как советские «Илы» и другие бомбардировщики налетали уже не эскадрильями, а целыми полками. Воздушные штурмовики на высоте всего ста метров проносились над линией фронта на Миусе. А пехота и танки подошли к Камышевахе и хутору Маныч. Здесь почти четыре дня шли непрерывные бои. Немцы установили противотанковые орудия в бывших колхозных амбарах и вели оттуда огонь. Им тогда удалось подбить около тридцати советских танков. Как рассказывали потом жители хутора, фашисты собрали наших раненых танкистов и пехотинцев и всех их раздавили своими танками. Было это, как сейчас помню, 19 августа.

В боях за хутор Маныч, что всего в двух километрах от станции Успенская, принимали участие и наши земляки - танкисты Н. Ермолаенко и А. Сумцов. Они первыми ворвались в хутор. Не помогло немцам даже то, что на территории совхоза “Перемога соціалізму” - в районе сада - они врыли в землю свои “фердинанды” и “пантеры”.

Пролетали над нами и немецкие “юнкерсы”, “хейнкели”, “мессеры”, направлявшиеся бомбить боевые порядки советских войск. Однако огонь нашей зенитной артиллерии был настолько интенсивным, что простым глазом было видно, как гитлеровские асы, долетая до Калиновой балки, поспешно сбрасывали туда бомбы и удирали кто куда. Советские летчики преследовали и сбивали фашистов. Немецкие самолеты штопором врезались в землю, а пилоты зависали на стропах парашютов. Да, это был не июнь сорок первого, а август сорок третьего!

Под напором Красной Армии немцы дрогнули, в сердца гитлеровских вояк вселялись ужас и паника. Чины полевого гестапо и жандармерии заковывали в кандалы перетрусивших солдат и гнали на погрузку в вагоны для отправки на каторжные работы. Такое мы в те дни видели воочию.

А утром 23 августа, еще только начал сереть восточный склон неба, мы услышали русскую речь. Все - женщины, старики, дети, - кто прятался по погребам, обнимались, плача от радости: наконец-то пришли русские солдаты - наши освободители.

В подвале рядом с молокопунктом еще с вечера спряталось с десяток немцев. Я указал это место нашим гвардейцам. Они приказали мне отойти подальше, чтобы в случае, если фрицы будут сопротивляться, меня не «зацепило». Однако немцы сами открыли дверь, побросали автоматы и подняли руки...

Битва на Миус-фронте и у подножия Саур-Могилы продолжалась в три этапа. 18 августа 1943 года после 70-минутной артподготовки перешла в наступление 5-я ударная армия. Первыми в атаку пошли танки. Из-за пыли и туч дыма саперам, несмотря на ожесточенный огонь немцев, пришлось подняться в полный рост, чтобы указывать танкистам проходы в минных полях. Вслед за танками шла пехота. Их поддерживали с воздуха “танки летающие” - штурмовики «Илы».

19 августа наши войска продвинулись на 16-километровой полосе на глубину 10 километров. А у села Куйбышево танкисты 4-го Гвардейского мехкорпуса генерал-лейтенанта И. Т. Танасчишина прорвали фронт на глубину 20 километров и вплотную подошли к Амвросиевке. Однако уже 20 - 21 августа фашисты предприняли сильные контратаки и местами потеснили наши войска.

Второй этап битвы (22-26 августа) начался с того, что гитлеровцы, перебросив из Крыма еще одну танковую дивизию и ряд подразделений с соседних участков фронта, попытались фланговыми ударами окружить наши войска. Однако в ночь на 24 августа гвардейцы стремительной атакой вернули утраченные ранее позиции, овладели селами Артемовка, Кринички и хутором Семеновским, а также перерезали дорогу на Таганрог, откуда фашисты перебрасывали резервы. Развивая наступление, советские воины к 27 августа взяли села Большое Мешково, Благодатное и город Амвросиевку.

Однако Саур-Могила, важнейший узел обороны Миус-фронта, еще оставалась в руках врага, что весьма беспокоило советское командование, так как без взятия этой господствующей высоты трудно было говорить о закреплении достигнутых успехов. Начался третий, самый драматичный период битвы у берегов Миуса.

Штурм Саур-Могилы

В рассказе о боях за «высоту 277,9» мы будем основываться на воспоминаниях их непосредственного участника Сергея Тихоновича АШИХМИНА. Вот что он сообщает о тех героических и трагических днях:

- В двадцатых числах августа три стрелковые дивизии нашей 5-й Ударной армии: 271-я, 127-я и 96-я были развернуты для наступления непосредственно на Саур-Могилу. Продвигаться мы начали по холмистой местности, изрезанной оврагами и балками. Они давали возможность противнику обороняться, а также скрытно отходить к своей главной линии обороны. Так что выковыривать фашистов из укрытий нам пришлось до 29 августа, пока мы не подошли к подножию самой Саур-Могилы.

Мы заняли холмы и овраги на ближних подступах к главной высоте. Положение сильно осложнялись тем, что овраги неудачно для нас открывались в сторону Саур-Могилы: немцы легко могли насквозь простреливать их из минометов и пулеметов.

Разведчики установили, что Саур-Могила и вся гряда вплоть до Артемовки хорошо укреплена. В каменном грунте немцы построили блиндажи в несколько накатов и дзоты. От подножия до самой вершины находилось несколько рядов огневых точек. Кроме того, обращенный к нам склон - крутой, а обратный - пологий, что давало возможность немцам в случае необходимости использовать против нас танки и самоходные орудия. Мы же были вынуждены наступать на крутые южные и юго-западные склоны, а использовать при штурме бронетехнику не могли.

Командующий 5-й Ударной армией генерал-лейтенант Цветаев придавал огромное значение захвату Саур-Могилы, так как с этой высоты противник держал под контролем все наши коммуникации, идущие к фронту, который уже продвинулся до станции Кутейниково. Кроме того, эта гряда мешала нашим войскам наступать в стороны шахтерских городов Снежное и Чистяково (ныне Торез). Поэтому нужно было любыми средствами выбить противника с этих укрепленных высот.

Штурм начался после залпа “катюш” и короткой артподготовки. Затем пошла в атаку пехота, но фашисты открыли такой ураганный огонь, что не помогла и воздушная поддержка “Илов”. Пехота залегла. Противнику очень удобно было обороняться. Даже не поднимая головы, фашист из окопа выбрасывал гранаты, которые, подпрыгивая, скатывались вниз по крутым склонам и через две-три секунды поражали наших солдат, ползущих к вершине. К тому же у нас прервалась связь с командованием полка, и мы не могли даже вызвать огонь артиллерии, чтобы подавить огневые точки врага.

- И что же тогда решили предпринять?

- Начальник штаба нашего третьего батальона Роман Розмарица посоветовался с комбатом Юрием Данилевским и отдал приказ командиру взвода связи лейтенанту Скрипникову послать людей для восстановления связи. Однако местность, по которой была проложена телефонная линия, была совершенно открыта и насквозь простреливалась немцами. Связисту Строеву удалось преодолеть не более сотни метров, как его тяжело ранило.

И вот тогда Розмарица подозвал меня, рассказал, о чем надо доложить в штабе полка и какие указать артиллеристам точные ориентиры для подавления вражеских огневых точек.

- Но ведь вас посылали практически не верную смерть?

- Тогда об этом как-то не думалось, да и всегда в душе теплилась надежда на успех и немалый уже фронтовой опыт. И все же это были настолько тяжелые минуты, что и сейчас я не могу без содрогания вспоминать о них. Надо было в двухстах шагах от подножия высоты проскочить по открытому месту, заваленному камнями. Как мне это удалось, и сам не могу сказать. С разбитыми локтями и коленями я все же скатился в овраг. А потом добраться до своих было уже гораздо проще.

- И смертельный риск оправдался?

- В полной мере. Доставленная информация помогла нашим артиллеристам подавить огневые точки и отбить контратаку противника, нанеся ему немалый урон. Так прошел этот день - 29 августа - в непрерывных атаках и контратаках. Мы понесли тяжелые потери. Медсестра Надя Куртикова вспоминала впоследствии, что, когда ее обескровленный батальон вывели с переднего края, она заметила, сколько еще раненых бредут по балкам и оврагам, и, несмотря на усталость, бросилась им на помощь. Вытащив из-под огня десятки раненых, перевязав их она сама, была серьезно ранена и отправлена в госпиталь.

Ночь прошла в то и дело возникавших перестрелках. Настал очередной день битвы за Саур-Могилу - 30 августа. На рассвете все были поражены тем, что налетевшие вражеские бомбардировщики начали бомбить не только наши позиции, но и вершину Саур-Могилы, откуда доносилась интенсивная стрельба.

Как потом выяснилось, наши разведчики во главе со старшиной Сергеем Кораблевым вместе с другой разведгруппой младшего лейтенанта Шевченко пробрались на вершину и заняли там круговую оборону. Их было семнадцать смельчаков. К сожалению, не все их имена мне известны.

- Как сложилась судьба героев-разведчиков?

- Лишь стало светать, как фашисты их обнаружили и начался бой. Одним из первых был ранен младший лейтенант Шевченко. Из его окровавленной рубашки разведчики сделали флаг и подняли над своей позицией, чтобы наша артиллерия не вела по ним огонь: смельчаки знали, что в 6.00 начнутся артподготовка и новая атака, и рассчитывали продержаться до подхода наших.

Сигнал заметили и поддержали разведчиков огнем. Залп «катюш» был настолько мощным, что многие огневые точки немцев умолкли навсегда. Наша пехота бросилась вперед, на выручку разведчикам, однако фашисты и не думали оставлять высоту. Подтянув резервы, они применили против прорвавшихся на вершину огнеметные танки. Бронированные чудища изрыгали пламя и густой, как деготь, дым, сплошной завесой покрывавший местность, по которой грохотали машины. Картина была ужасающая - струи пламени плавили даже камни, а все живое превращалось в уголь. Фашисты пытались окружить прорвавшихся на вершину, их атаки следовали одна за другой

31 августа, после короткой ночной передышки, фашисты снова попытались уничтожить закрепившихся на вершине советских бойцов. С помощью огнеметных танков и самоходок “Фердинанд” им удалось несколько потеснить наши войска. Наши потери были очень велики, достаточно сказать, что в боях погибли даже старшие офицеры - полковник Сошальский, майор Филатов и многие другие.

К вечеру нам удалось отбить еще несколько контратак врага, а на соседних участках оборона немцев была прорвана, и над фашистами нависла угроза окружения. Утром мы готовились к последнему штурму. Еще в темноте наша пехота ползком устремилась к подножию Саур-Могилы.

Еще не успела начаться наша артподготовка, как фашисты открыли бешеный огонь из орудий и минометов. Мы решили, что сейчас они предпримут очередную контратаку. Однако ее не последовало: оказалось, что фашисты таким способом хотели оторваться от преследования.

- Им это удалось?

- Наши разведчики быстро обнаружили хитрость врага, после чего 127-я и 271-я дивизии одним броском преодолели высоту и начали преследование противника, отходившего в сторону Снежного и Чистяково. Возле каждого шахтного поселка разгорались ожесточенные схватки.

- Так начался освободительный поход по Донбассу. Что вам, Сергей Тихонович, особенно врезалось в память из событий тех дней?

- Бой в поселке Мануйлово. Фашисты там цеплялись буквально за каждый дом, лишь бы задержать наше продвижение. Перескочив через высокую изгородь, я побежал под прикрытие ближайшей хатки, так как из-за соседнего дома немцы вели автоматный огонь.

В этот момент из дверей вышла женщина с ведром и кружкой. Очевидно, она хотела встретить наших бойцов и напоить их холодной водой – стояла адская жара. Увидев меня, хозяйка бросилась мне на шею и начала плакать, приговаривая: «А где же мои дорогие сыночки, живы ли они?”

Может, мне и удалось бы разделить с ней радость встречи, однако появившийся из-за угла фашист заставил меня похолодеть: дуло его карабина целилось прямо в мой лоб, в тот же миг прогремел выстрел. Я не сразу понял, что произошло: фашист, задрав карабин кверху, медленно, как при замедленной съемке, оседал на землю. А мимо меня промчался знакомый боец Мыцагоров, успевший крикнуть “Ну что, живой?”, и скрылся за домами.

Таких эпизодов в воспоминаниях С. Т. Ашихмина немало. Ведь он прошел дорогами войны от Сталинграда и Северного Кавказа через Украину и Белоруссию, Польшу, Чехо-словакию и Германию. Брал Берлин. После войны преподавал историю, был директором СШ 2 в Амвросиевке, где создал один из лучших в стране музеев Боевой Славы. Написал захватывающие военные мемуары, но издать их не смог - не хватило средств: те, что были, ушли на лечение. Контузии и травмы, полученные на фронте, куда он ушел 16-летним пацаном, привели к потере зрения и слуха. Но этот мужественный человек не сдался: сумел не только наладить свой быт (после смерти жены Сергей Тихонович живет одиноко), но и участвует, причем активно, в воспитании подрастающего поколения.

Думается, что лучшей благодарностью ветерану было бы издание его воспоминаний. Неужели не найдутся граждане и патриоты, чьи финансовые возможности позволяют это сделать?..

А в заключение темы следует сказать, что героическая 5-я Ударная армия, прорвавшая Миус-фронт, свой боевой путь завершила в поверженном Берлине, который брала в составе 1-го Белорусского фронта под командованием Г. К. Жукова. Ее бойцы оставили на стене рейхстага следующую надпись: «Сталинград - Саур-Могила - Варшава - Берлин! Самсин, Павлуха, Стегний».

Василий СЕМЕНОВ